То, что серьезно – не значит, что верно отражает действительность. Скорее – это отражает твою боязнь действительности, чувство неготовности к ней и ожидание засады. Смех – это сигнал безопасности. Смеющийся человек, как на средневековом карнавале, хочет забыть про мрачность жизни, он способен на некую "диалектику", что черное не бывает без белого, он готов, конце концов, породить это белое из себя – и это будет его собственной заслугой.
Человек, который смеется, как бы говорит, что отказывается быть жертвой. Он как шут при дворе или боцман из анекдота – поднимает настроение команды. Он понимает, что его представление по поводу реальности, его эмоциональный ответ – еще не есть истина. И тогда его ирония – есть критика своей способности восприятия.
Смех – свидетельство относительности. Слезы – свидетельство абсолютности. Смеховое снижение – такой же литературный прием, как возвышенный пафос. Дурны долгие изолированные периоды того и другого.
Однако заправские весельчаки – раздражают. Их желание видеть во всем смешное – искусственно. Очевидно, что смех для них – самозащита. Если все смешно, то не из-за чего париться. То, что они смеются, не значит, что они радуются: они имитируют оптимизм, пытаясь обмануть в конце концов самих себя. Они спешат понравиться, ведь весельчаков любят. С таким надо расстаться быстрее, чем он станет скучен, потому что с ним нельзя поговорить ни о чем серьезном. Чаще всего он просто не в теме.
Заправский шутник – это крайний случай процесса. Человек не должен быть шутом всегда. Как универсальный актер, он должен играть и трагедию, и комедию. Даже когда не смешно.
Плакать – просто. Трудно не плакать. Еще труднее, по-самурайски, – смеяться, когда хочется плакать.
