Коли уж об этом заговорил…
Вижу, что лучшие книги мы давно прочли. Как-то ночью показывали фильм по повести “Тьма” Леонида Андреева – не очень хороший, но все же сподобивший вновь этой повестью заинтересоваться.
Первый раз я читал ее много лет назад, и как теперь ясно, ничего не понял: показалось вычурно и неоправданно густо с “мыслительностью”. Какой-то испорченный Достоевский. Согласен, что этот, ныне практически забытый писатель, заслуживает всяческих порицаний. Но в начале восьмидесятых все было по-другому. Помню, какое большое, почти до шока, впечатление произвел на меня “Рассказ о семи повешенных”. Да и “Жизнь Василия Фивейского”, и “Иуда Искариот” – казались тогда очень хороши.
Теперь понял, как действительно хороша и умна “Тьма”: даже на фоне всяческих “Ночей” в современный литературе. Повесть о Христе-бомбометателе. Решившем стать тем, “подлинным”, который проводит время среди мытарей и блудниц, ибо врач нужен не здоровым, но больным. Решившем погрузиться в грязь жизни, отдаться (в самом невозвышенном смысле) людям – чтобы понять, что такое жизнь. Который более не хочет “быть хорошим”, который более не хочет быть героем, ходящим по краю, потому что так тоже было легче. Легче быть вне людей, вне мира, среди идей и возвышенных утопизмов. Тешиться обманом и презирать тех, кто живет. То есть пачкается.
Но особенно интересна повесть показом женщины. Он (революционер Алексей) – прост и чист. Она (проститутка Любка) – глубока, сложна и нечиста. Он силен своей ясностью и “чистотой”. Она сильна своим темным опытом и знанием жизни, презирающим все слезливое и фальшивое. Она побеждает его как более сложное и богатое существо. Он также – в конце концов – побеждает ее как существо более цельное и бескомпромиссное. Сталкиваются две правды, взаимоуничтожаясь и взаимообогащая друг друга.
Вновь, как в “Преступлении и наказании”, сталкиваются возвышенный убийца и сострадательная мудрая грешница. Некий духовный слон и гибкая, все понимающая и хрупкая змея. И лишь они двое могут понять друг друга. И спасти. Или погубить, но окончательно. Сталкиваются прекрасные, гордые и безжалостные идеи и несентиментальная мудрость, почерпнутая из грязи и ничтожества, тоже по-своему гордая, много за себя заплатившая. Мудрость, которая никогда не встанет и не полетит. Которая бессознательно хочет утянуть в грязь того, кто еще чист. И которая любуется на него, и восторгается. И учит его жалеть и любить, потому что легкие и чистые любить не умеют.
Здесь любовь человеческая, телесная и духовная одновременно – против знания и истины. Несчастные жизнелюбцы против слепых, цельных и счастливых самоубийц.
Это тот случай, когда ситуация не укладывается в простое поучение, то есть в антитезу: эгоизм – бескорыстие. Герой бескорыстен, и бескорыстие его никому ничего не дает. Он жесток и эгоистичен в самом своем бескорыстии. Он бескорыстен для себя, для своей чистоты, своей гордости. Даже не готовь он преступление, он все равно был бы ужасен.
Что же касается Любки, то здесь говорить о добродетели вроде бы вообще неуместно. С точки зрения корневого христианства – она существо абсолютно погибшее. И встав на позицию не оправдания человека, а оправдания непреложности заповедей – так все и есть.
Но ведь для того и существует литература, чтобы проверить человека на душевную универсальность, на возможность объяснения и примирения всех кошмаров жизни. И дать иной ответ, нежели дает догма. Ведь, вновь возвращаясь к Достоевскому, только раскаявшаяся проститутка может понять раскаявшегося убийцу. И путь к вершинам идет через пропасти, а не по прямому благоустроенному шоссе, по которому катятся лимузины мещан.
И неспроста она, эта Любка из борделя, не читает: она уже все знает о жизни. Она уже знает что-то такое, по сравнению с чем все написанное – свод нелепостей и пустозвонства. Мудрый человек, наверное, действительно избегает чтения, чтобы не потерять истину, добытую страшной ценой, не растранжирить ее на дешевые блестки. Она цельна, проста и огромна – она написана огромными буквами как вывод всей жизни. Кто еще не сделал этого вывода – пусть ищет. Или напротив – скрывается от этой истины за стопками книг, может быть, подойдя к ней слишком близко и ужаснувшись ее лику.
Чем же кончается повесть? – Герой губит себя ради любви, как настоящий герой, ради живого человека и его небольшого счастья – отказавшись от красивой гибели и легкого бессмертия. Он в свою очередь становится мудр и жалостлив.
Мне не хочется называть это “подвигом”, как в романе Набокова, потому что в таком отношении к жизни нет ничего, кроме гордыни, большого замаха и замаскированного самоутверждения. Ты не делаешь ничего “великого”, ты просто живешь, как все. Просто любишь, как все, просто отдаешь себя другому. Потому что равен ему, как бы ни был ты умен и “возвышен духом”. Ты что-то губишь в себе, от чего-то отказываешься – чтобы быть с людьми и понимать людей. Потому что более здесь нет ничего, что стоило бы понимать.
<1995>
