Ницше презирает сострадание («Антихрист») – как то, что встает на защиту обделенных, поддерживает слабость слабых, оправдывает неудачников всякого рода. То есть сострадание противно жизни с его точки зрения, ибо помогает тому, что обречено на смерть.
Он словно не понимает такую простую вещь, что все – слабы. Нет никаких «сильных», сила – это иллюзия. Это временное состояние отдельных индивидов с точки зрения других индивидов, но не реальности в целом, для которой свалить любого «сильного» – что плюнуть.
Сострадание одинаково на пользу, что «сильному», что «слабому». Это лишь предчувствие собственной уязвимости, умение увидеть в неудачнике одну из сторон самого себя. Более того, сострадание – это признание единства со всеми, род взаимовыручки на поле боя, что одно и помогает человечеству выжить.
Мы не враги, а соратники в страшном путешествии через жизнь, короткую дорогу сквозь Вселенную. Страшную и чарующую дорогу. В конце которой нас ждет смерть и уничтожение. И мы знаем это.
Жизнь – наш последний недостаток. Умерев – мы станем почти святыми.
Хорошо бы, если бы эта жизнь была шикарным пиром, в конце которого нам подадут яд, как Сенеке. И мы спокойно выпьем его, верные обещанию.
Поэтому я не хочу ждать от жизни подлянки. Пусть она тоже честно выполняет договор. Она же все равно убьет меня, как бы я себя ни вел. Зачем ей прибегать к садизму, как на бойне?
То есть я хотел бы вызывать не столько сострадание, сколько восхищение и зависть. Пока богам угодно это. Пока у меня хватает сил сражаться на этом поле. С любым результатом, понимая всю ничтожность моей силы. Которая есть зыбкое равновесие разных форм моей слабости.
Вот поэтому Авалокитешвара был мне всегда ближе, чем Сверхчеловек.
