<Это повесть – последняя часть "трилогии", куда входят уже вывешенные вещички, "Матильда" и "Последний рассказ дяди". Годом в названии обозначено основное время действия.>
1.
Галя увидела эту картину еще с улицы. Она висела здесь словно специально для нее. Висела непритязательно и сбоку, но все же оказалась Галей замечена.
Она вошла в зал, показала билетерше студбилет и пошла искать картину, чтобы проверить впечатление. Издали все кажется загадочней и лучше. Поэтому мы так любим прошлое. Краем глаза мы реагируем на вещи удивительные, несуществующие для прямого взгляда. На этом основана вся мистика. Правы ли уголки глаз? И Галя приготовилась к разочарованию. Если бы не специальность, не глупый романтизм, упрямство, она бы вообще не пошла. Как не пошли бы девять из десяти прохожих, разгляди они что-то подобное.
Это была странная картина. Нечто иное, чем казалось с улицы, но скорее со знаком плюс. Чем-то неуловимым привлекающая к себе, выделяясь в этом зале среди массы добропорядочной мазни. Настроение картины и изображенное на ней – это разные вещи, но здесь они специфически сливались, проникая друг в друга, и оба, вероятно, оказались на холсте не случайно. Это была не застывшая заинтересованность позирования, а несмиренная воля к собственной жизни.
Есть странные (и даже страшные) картины, на которые люди не могут смотреть и от которых не могут оторваться – или не могут забыть. После которых люди теряют сон, сходят с ума. Им начинает казаться, что персонаж картины оживает, входит в их жизнь, присутствует в комнате. Образ преследует их, как кошмар.
Есть картины с дурной репутацией, которые словно проклятие действуют на владельца – и владельцы вскорости погибают, дома, где висят картины, сгорают…
Галя знала силу образа, поэтому и училась на искусствоведа…
Манера и выражение лица находились в довольно странной полярности. Средней руки техника, может быть, сознательно обкромсанная до примитивизма, и по-особому сильное выражение лица, какой-то насмешливый вызов. Художника как-то угораздило справиться с этим или Бог весть как намалевать его, явно в приступе веселого помешательства.
Галя порадовалась за этот убогий салон. Все же у них на секунду случилась катаракта, когда они приравняли эту картину к общей среднестатистической куче.
Всего важнее было то, что это лицо ей нравилось, очень нравилось. Галя хотела бы видеть это лицо у себя дома. Конечно, это было невозможно, и не только из-за денег. Она повесила бы почти любую мазню, будь это подарок. Тем более свою картину, посчитай она ее достойной такой участи. Но никогда – чужую, неизвестную натуру, за деньги, как рабыню, холодный труп чужой страсти.
Но это было в каком-то смысле наваждение, видно, такой был день. Это было лицо того рода, о котором, казалось, она всегда мечтала.
Но еще более странно, что она узнавала это лицо. Картина была написана давно, это ясно было по холсту и манере. Та женщина могла быть срисована своим среднерусским Апеллесом, когда Гали еще не было на свете.
Она перебирала в памяти всех своих знакомых, потом все виденные фотографии в большом целлофановом пакете матери. Она вспоминала лица родственников и их знакомых, как они выглядели в то далекое время. Она чувствовала, что разгадка где-то там, в том невиденном ею, но, может быть, лишь угаданном физическом сходстве.
И ей показалось, что она вспомнила, откуда знает его. Это не было связано со знакомыми. Но с теми фотографиями – отчасти. Да, наверняка. Вот что породило ее узнавание. И все же это было связано совсем с другим.
Потом она еще долго стояла и сомневалась. Лицо было написано очень экономно, словно художник стремился только создать, найти выражение, и тотчас бросил кисти, боясь испортить. В нем была недосказанность и пунктирность, но не романтическая, как у Мусатова, а, скорее, модернистская, как у Паскина или Фалька. Это было важно художнику, прервавшему движение, оставшееся в действительности лишь тенью.
Ей казалось, что она еще не встречала подобного портрета. Лицо позирующее всегда немного жалкое, лицо в предназначенной для него роли, хотя и полное чего-то такого, чего никогда не бывает на фотографиях. Здесь же был странный предмет лица, букет лица, событие лица. В самом лице все было хаотично, незаконченно, не то намеренно, не то случайно, чуточку дилетантски, и в то же время дерзко. Что-то скрывалось для нее за этой неопределенностью и вычурностью.
“Та” – неброско называлась картина. Вот, что разозлило Галю. Слишком много вопросов и так мало информации, из которой можно было хотя бы сфантазировать ответ. Большая часть публики сперва смотрит название, а потом сверяет его с поданным им оригиналом, будто страхуя себя от ошибки: принять мазню за шедевр, невесть кого за гения – и наоборот, и напрасно потратить чувства, введя ум и вкус в досадное заблуждение, в которое легко впадают и эксперты – Галя знала это, – люди несвободные, с шорами на глазах. И только люди, либо предельно наивные, для которых ни имя, ни название ровным счетом ничего не значат и которые взглянут на них, только когда понадобится узнать виновника произведенного впечатления, либо истинные знатоки, которые с искусством “на ты”, как помещики в своей деревне, под каким бы соусом оно ни подавалось, не имеющие отношения к экспертам, – только они смотрят в лицо картине.
В какой-то момент Галя уподобилась этим худшим невеждам. Она хотела знать, чтобы понять. И в названии не содержалось для Гали никакой подсказки. Сказать о ней “та”, без малейшей сноски даже со стороны администрации – это сказать слишком мало о том человеке, которого она представляла. И сказал это художник, которого она не знала совсем. Утешала и помогала ей лишь уверенность, что надо увидеться с тем, кто мог помочь ей разобраться с ее желанием и освободиться от наваждения. Кто был гораздо ближе к "той", видел эту девушку живой (тьфу, типун, – может, она и теперь жива! – если Галя ошибается, вообразив, что узнала ее), кто видел ее молодой. В том случае, если, конечно, он сам был жив.
Большого труда ей стоило достать адрес художника, для чего понадобилось назваться толстой заведующей галереи и придумать приличный предлог. Выйдя на улицу, она позвонила из телефона-автомата, чтобы договориться о встрече. Художник предложил увидеться немедленно. Гале это было на руку, и в тот же день, пока железо интереса было горячо и силы не растрачены, она поехала.
(продолж. следует... еще 10 частей)