Этот день едва не стал для меня последним. Было, конечно, глупо – бросаться в пятиметровые волны. Они шли как стены, заливая весь пляж, и люди, съехавшиеся на уэкенд, ютились на дальних камнях и в воду не лезли – лишь давали волне окатить себя на безопасном расстоянии. А я с потрясающей самоуверенностью бросился в самое пекло. Несколько раз хорошо поднырнул, чтобы выйти из полосы прибоя.
Не тут-то было – здесь не было четкой полосы. Самые большие волны разбивались довольно далеко от берега – и накрывали меня там, где я надеялся спокойно поплавать. Огромная волна, алчущая поглотить, незаконченной аркой нависшая над головой, рушащаяся, как стена – сперва чарует. Только надо все время нырять.
Сначала я так и делал, но, увидев, что меня незаметно уносит от берега в море, а в продольном направлении – несет от пляжа в сторону скал, где и выйти негде, я поднажал наискосок к берегу. Но сколько ни греб, не сдвинулся ни на миллиметр. И тогда у меня покатила измена: никто на пляже не купается, значит, понимают, что нельзя! Чего я-то полез, герой фигов?!
Я растратил силы, нахлебался воды и был уже не в состоянии, как утка, нырять при приближении новой волны. Мне уже было плевать, что меня несет к скале – я судорожно греб к берегу. Потом перестал и грести: кончились силы. А волны все накрывали, а люди на берегу спокойно лежали на камнях, не понимая, что со мной происходит. Бесполезно было их звать – они бы не услышали из-за прибоя.
Большую часть времени я уже проводил под водой, так что требовалось совсем немного, чтобы утвердить это состояние окончательно. И когда я уже понял, что, пожалуй, не выплыву, как это ни глупо... – я вдруг коснулся ногами земли. Меня тут же накрыло и унесло обратно в море, но в следующий момент снова бросило на берег. Я упорно сопротивлялся – и под водой цепляясь руками за камни. По пластунски, беспрерывно накрываемый волнами, я выполз на берег, словно первая амфибия, и схватился за большой камень, как за якорь. Здесь тоже бушевало море, но оторвать меня от камня уже ничто не могло. Полежав так, я переполз еще дальше, потом сел вплотную к скале, ограничивающей берег, в недосягаемости для волн – в странном состоянии.
Я не мог двинуть ни рукой, ни ногой, все тело задеревенело от судорожного напряжения, во рту мерзкий вкус соленой воды – я напился ею едва не до смерти. Только что я был где-то, где совсем не стоит быть, – и от этой мысли стало темно в голове.
Я сидел долго, целую вечность, пока не начал чувствовать тело. И тогда заметил боль в ноге. Оказалось, что правая голень рассечена сантиметров на пять почти до кости, и рана распахнулась, как губы. Я был в таком состоянии, что мне было все равно. Я даже не заметил, когда это произошло. Главное, я спасся, пусть и такой ценой. Кровь шла не сильно – морская вода как-то сама остановила кровь.
Я сидел на берегу еще часа два, не в силах сделать ни одного движения, наблюдая за людьми и волнами. Один раз волна добралась до меня в моем “безопасном” месте, вымочив все вещи и унеся босоножки. Один отыскался быстро, второй я никак не мог найти, решив, что его унесло навсегда. Мне его нашел парень, что сидел рядом, в компании с симпатичной девушкой. Они ворковали, обнимались, но не лезли в воду. Парень предпочитал учебник математики.
Были на пляже и другие смельчаки – более удачливые, чем я. Жаль, что раньше я их не видел и не поучился у них. Например, у крепкого стриженного парня, который нырял, как дельфин, и ему ничего не делалось. Чтобы его не сносило – он плыл параллельно берегу, уходя под воду каждый раз, как над ним нависала волна. И выныривал в том же месте. Потом он совсем осмелел и упилил черте куда в бушующее море под панические улюлюканья его приятелей. Это был мастер.
Придя домой, я выпил холодного пива – забить вкус соли, – глядя с крыши на сверкающее под солнцем море. Шторм был виден даже отсюда…
Я включил музыку и сел штопать рану. Никогда не думал, что человеческая кожа столь прочна. Иголка гнулась под пробкой от йода, которую я использовал как наперсток, а с той стороны я вытаскивал иглу плоскогубцами. Насилу зашил. И завязал платком – бинта в доме не было.
И тут вдруг зазнобило, словно от переутомления. Я стал одеваться, открыл ставни и сел под солнце, как в парнике. Нет, не помогало. Выпил ампиоксу и лег в постель. И тут начался совсем другой шторм: озноб сменялся жаром, жар ознобом, – под аккомпанемент головной и всех прочих болей: тело вспомнило все, что оно пережило от меня за последнее время, и возвращало обратно. В какой-то момент я заснул и проснулся около двенадцати ночи, и дальше спать не мог. Это было все-таки не так мучительно, как тонуть.
Во всей одежде, потея и дрожа, я проворочался до утра. Чуть-чуть полегчало. В четыре я заснул, через три часа проснулся – и понял, что не ел больше суток: с тех пор, как поел вчера рано утром, отправляясь с рабочим Валерой покупать плитку. И это было хорошо.
Через день я вновь спустился к морю: загладить нашу ссору и доказать, что не стал его бояться. Я не купался, просто полежал на берегу с книжкой. Так я наказывал себя за самоуверенность.
Судьба, словно рэкетир, на все накладывает контрибуцию: ты, значит, завел дом на этом славном полуострове, в то время, как твои друзья сохнут в пыльной Москве, – ну, так плати!
Было тепло и безветренно. Вечернее небо, как фокусник, вынуло из рукава весь спектр: от синего – к желтому, красному, фиолетовому и снова синему. Ровное море почти без следа сливалось с небом и было лишь чуть-чуть светлее его. Розовая дымка висела над всем горизонтом.
<1998, 2012>