Человек, погруженный в собственную психику и сложности, перестает вообще что-либо видеть. Он видит только проблемы, во всем выискивает изнанку, всюду натыкается на углы. На целую вселенную он распространяет свой недуг и считает, что весь мир мучится зубной болью – потому, что ею мучится он сам.
Вероятно, самое важное для человека – сохранять объективность. Для этого надо находиться в некоем независимом положении, не разрываемым на части радикальными переживаниями. С абсолютной точки зрения такого положения не существует. И тут может помочь лишь навык обретать душевный покой. Полагаю – это и есть "зрелость". Зрелость – это такого рода "бесстрашие". "Зрелого" не то чтобы ничего не беспокоит, но он словно обошел все темные комнаты этого дома и не нашел в них ничего пугающего. "Не ужас, ужас, ужас!"
Поэтому я не люблю соцреализм… тьфу! – сюрреализм! И не только потому, что он технически дурен. Сюрреализм изображает не реальность, а самого художника, точнее его скучные комплексы. Мне они не интересны. Я люблю прямой, пусть и уязвимый взгляд, который не боится увидеть все, даже неприятное. Мне интересна безбрежность реальности, обработанная конкретным зрачком художника, остановленная и уясненная.
Талантливый художник, рисуя картину, которую непосредственно видит, – в то же время говорит о себе. Картина реальности – одномоментна, художник в ней – многомоментен. Он не камера, он – история. Я вижу и картинку и смотрящего. Ничего не говоря о себе, автор говорит очень много. Человек говорит о птице на ветке, но говорит как человек, проживший долгую жизнь и отягченный множеством событий. Отягченной культурой разговора, в том числе о птице. Поэтому это будет другая птица, чем птица человека "неотягченного" или не прожившего его жизни.
И это двойное видение, двойная оптика – самое интересное для меня в произведении.