Роман – как ребенок, который не нужен никому, кроме его родителей. Ты так долго мучился им, носил, рожал, он кажется тебе таким красивым – а другим нет до него дела. Это лишь твой личный прикол и проблема.
И, тем не менее, я едва не с детства хотел писать книги – только для того, чтобы создать какую-нибудь интересную «реальность» – и отправиться в нее вместе со своими героями. Я весьма рано понял, что, как герой Шекли, попал не в тот мир, и контакт с «тем» миром или воспоминания о нем сохранились только в литературе. И в религии – как я стал думать позже.
Я знал, что не в моих силах создать устраивающую меня реальность, но в моих – заставить сбежать в нее сперва себя самого, потом читателя. Литература есть форма мечты и протеста. С помощью романа читатель обретает свободу быть кем угодно и играть не в том спектакле, в котором ему выпало по произволу рождения. Он чувствует и переживает, словно на самом деле. То есть он живет. И пусть вся эта «реальность» существует лишь у него в голове, но, тем не менее, во многих случаях она делает его другим – и через это делает другой реальную реальность.
Вот как я понимал роль писателя.
Потом я узнал, что все это довольно давно было названо «снами золотыми». Нет, это не сны, скорее проекты и концепты, исследования и предупреждения. «Преступление и наказание» – ничего себе «золотой сон»! Возможно, Беранже имел в виду что-то вроде новой религиозной сказки, но можно определенно сказать, что лишь с появлением литературы как постоянного фактора жизни значительного числа людей – началась современная цивилизация. По сути, лишь через театр и литературу (древние героические поэмы) человек узнал другого. Другой стал ему знаком, а потому уже не мог быть врагом.
Я не утверждаю, что чтение книг кардинально и сразу меняет человека. Но, как правило, самые жестокие люди – люди не читающие. Притом что один читающий маньяк может принести человечеству гораздо больше вреда, чем сто нечитающих дебилов. Особенно когда читающий маньяк попытается осуществить сакраментальное кощунство, то есть замыслит превратить этот мир – в «тот», в который ему не посчастливилось попасть.
Нет, правда: к чему бежать захватывать власть, грабить банк, вышибать мозги патлатому либералу или втыкать нож в сердце возлюбленной, когда тебе и так хорошо здесь и сейчас, с книжкой на диване?
Культура есть замена дурной действительности. Но она нуждается в презентации себя – а потому выходит на сцену. Она нуждается в опыте и материале. Чтобы бежать в литературу – надо исчерпать все прочие возможности. Ибо нет ничего сложнее, чем создавать «тот» мир, пользуясь лишь чернилами. Даже если он, якобы, отражение этого.
Нельзя отразить бесконечность. Но и жить бесконечностью нельзя. Культура есть реакция ограниченного на неприступную бесконечность.
