Низкое темное небо, высокая сухая трава. На светофоре я, наконец, могу отвлечься от мокрой дороги и посмотреть вокруг. Глухие заборы, грязь, заброшенность … – я с досадой отворачиваюсь, включаю щетку, чтобы очистить от воды заднее стекло, – пока Клэптон поет про свою любовь к неизвестной Лейле… Естественно, я тут же вспомнил благоустроенные шоссе в… скажем, Турции, в этих дурацких пальмах, гибискусах и бугенвиллиях вдоль низких металлических оградок. И почему-то испытал раздражение. Чего они, блин, выпендриваются – и мешают испытывать высокую метафизическую тоску? Или, может быть, воспоминание колет глаз, намекая, что Россия – безнадежна и жизнь в ней бессмысленна? Вот о чем говорят дороги. Вот чего не хочется признать. Это же значит признать, что я напрасно зарезал свою жизнь – или кто-то зарезал ее за меня.
Однако следом идет другая мысль: так ли важны благоустроенные шоссе, хороший вид, щадящий климат, экзотические цветы и много солнца – которые соблазняют нас, людей сумрака, мечтать о юге, как о болеутоляющем? Не важнее ли всей природы – человек в ней? Что мне природа и климат, если люди, этот климат населяющие, – мне чужды и неинтересны? Может быть, я их еще пойму и полюблю – тогда другое дело! А если нет? А если наша разница все равно останется очень большой – да и как иначе, если условия нашего развития были столь разными?
Юг – это миф. Миф, который придумали на севере. Люди все время выдумывали мифы о рае, и юг для современного человека – это современный вариант рая, не очень дорогого и легко достижимого.
Поэтому «рай» не утешит – и станет скучен через четыре дня. Лишь от безвыходности можно со временем привыкнуть к нему и даже найти в нем прелесть. Но тогда он уже не будет «раем», а будет обычным домом. А обычный дом по определению не может быть раем, то есть местом мечты.