(Два этюда о Кьеркегоре)
Читая «Страх и трепет» Кьеркегора, его долгие и странные рассуждения про Авраама и его поступок, имеющие мало общего и с мифом и с реальностью, в которой жил условный «Авраам», я вдруг понял, что Кьеркегор пишет о себе и Регине Ольсен. Авраам – это он сам, совершивший столь же ужасный «нечеловеческий» поступок – убийство любви, подобно тому, что собирался совершить «отец веры» Авраам, – если бы Бог его не остановил. Именно поэтому поступок Авраама загадочно назван «самоотречением». Кьеркегор словно вымаливал у Бога право не делать это – и оправдывался перед собой в необходимости это сделать. Отказаться от возлюбленной – это был его идейный долг, акт веры в свое предназначение, в предназначение философа, выбравшего не женщину и не семейное счастье, а Бога – «силой абсурда»! Кьеркегор хочет быть «трагическим героем», равным Аврааму или Агамемнону, принесшему в жертву дочь Ифигению. «Настоящий трагический герой приносит в жертву себя и все свое ради всеобщего», – пишет он. И, тем не менее, он словно не может простить человечеству и философии то, что они заставляют его совершить! Он приносит свою любовь в жертву тому же Богу, ради которого на заклание вел своего сына Авраам, и он ищет могучих слов утешения – от лица истины, которую он заслужил… И он находит эти слова (хоть и не находит утешения). Он действительно стал Кьеркегором, которого мы все знаем и любим. Но за это право, «быть Кьеркегором», он заплатил слишком дорого! Мы точно не вынесем ноши Авраама.
Силой абсурда
Движущую силу веры Авраама Кьеркегор называет «силой абсурда». Абсурдно как раз это утверждение: Авраам мифологический, «реальный», любой – верил без всякой тени абсурда, если только не считать абсурдной любую веру. Как, собственно, и считает Кьеркегор. Не вера Авраама, а вера Кьеркегора была абсурдной, ибо противоречила всему: разуму, фактам, духу времени, здравому смыслу самого философа. Противоречила она и личному счастью, что было особенно мучительным. Кьеркегор словно знает, что ни от безжалостного Бога Авраама, ни от трансцендентного Бога философов – не стоит ждать милосердия. И все-таки ждет – вопреки разуму. Вера вопреки всему – и есть вера силой абсурда.
Впрочем, если считать жизнь абсурдной, то законным ответом на абсурд жизни есть абсурд веры. Один абсурд вызывает и «сакрализует» другой. Человеку, не признающему абсурдную жизнь, не за что больше держаться, кроме веры, чем более абсурдной – тем лучше. Ибо будь она «разумной», она казалась бы порождением философов, а такая нелепая, какая есть – словно несет тень какой-то довременной загадки, пропавшего кода…
Никакой загадки, на самом деле, нет, и в «абсурдной вере» нет ровно никакого абсурда, а есть пережитки древних культов – и только. В ней не больше «абсурда», чем в «рекапитуляции», то есть кратком повторении филогенеза в онтогенезе человеческого зародыша. Но на то и «сила абсурда», чтобы не считаться с очевидностью, как не считался кьеркегоровский Авраам, который верил, что если Бог и заберет у него Исаака (Регину Ольсен), то взамен даст ему «нового Исаака».