Подлинная жизнь – остра. Это все равно, что ходить по битым стеклам. И в ней нет ровно никакой радости, как в противоречивых писаниях Экклезиаста.

Подлинная жизнь – это как если бы все было на самом деле: такая голенькая, глупенькая жизнь в нездоровом климате, худенькая, некрасивая, неухоженная, капризная – и без всякого пафоса.

Все предметы четки, хорошо видны. Трудно обмануться, принять одно за другое или вовсе не заметить. Видны и задние комнаты, и захламленные дворы, и перспективы, и итог. Итог хорошо проясняет голову. Ты только вчера родился, завтра умрешь – и тебе надо успеть стать взрослым.

Все настоящие вкусят настоящую смерть. А пока у нас есть настоящая жизнь – и это надо как-то яснее артикулировать (в поступках). Наверное, это и есть «четкость».

И при этом редко, но посещает ощущение, что ходишь где-то рядом с настоящей дверью – за которой не просто подлинная жизнь, а уж сразу подлинное бытие. Обычная стеклянная, пронизанная светом дверь, – но я все не могу заслужить подойти к ней.