Иногда пугаюсь того, что нет ничего, что я люблю и чему доверяю. Хотя точно так же нет ничего, что я ярко ненавижу и боюсь.
Раньше все было наоборот: я многое любил и многое ненавидел. У меня были кумиры и враги. Не знаю: что лучше? Я рад, что ничего не слишком, но это все равно, что иметь зрение, но не различать цветов, иметь нос, но жить в помещении, где нет запахов.
Нет, я восхищаюсь теми, кто совершает недоступное мне, но вижу, что их талант – не истина и не панацея. Он не делает их ни счастливее, ни мудрее, а лишь, может быть, успешнее. Но и – удовлетвореннее, хотя бы отчасти? И этого довольно…
Да, возможно. Я вижу, что какие-то ворота закрыты для меня. И пока я их не открою, я не пойму их (не ворот) счастья.
Пожившему свойственна безыллюзорность. Это главная его сила – и главная проблема. Я словно какой-то буддист: все разоблачил – и остался в пустоте.
«Я больше дольних смут не вижу,
Ничьих восторгов не делю;
Я никого не ненавижуИ – страшно мыслить – не люблю!»
Иногда старик Брюсов бывал удивительно прав.
