«Свобода» – был лозунг молодой буржуазии Запада, добивающейся возможности беспрепятственно наживаться, чему мешали сословные рамки. Поэтому сюда примыкал и лозунг «равенство», равенства прежде всего сословного, отнюдь не имущественного.
Сословия давно исчезли, а лозунг остался – такой дамоклов меч, висящий над неугодными правительствами. Он утратил исторический смысл, но сохранил смысл демагогический, как инструмент политического давления. Теперь под «свободой» понимается борьба за «гражданские права», и сам факт пламенной борьбы подразумевает, что никаких этих прав нет – в тех странах, где сторонники «европейских ценностей» разрабатывают направление своей атаки.
Еще «свобода» – это лозунг милых юношей, чья гормональная программа подверглась «репрессии» со стороны цивилизации. Но об этом в другой раз, например, в связи с Маркузе.
Еще свобода – is just another word for nothing left to lose. Но это уже касается священных понятий, о которых я могу говорить только с посвященными (шутка?).
Свобода буржуазии – это прежде всего свобода экономическая, свобода рыночных отношений. Все остальное отсюда следует. Ибо что есть важнее наживы? Да, бизнесмен – самостоятельный человек, обеспечивающий собственное процветание, не зависящий ни от государства (по его гордой уверенности), ни от тещи (с которой ему удалось разъехаться). Его можно за это уважать. Но, тем не менее, мне все равно трудно его уважать. Он все равно кажется мне человеком пустым, занятым малопочтенной и «подлой» работой, калечащей его душу (на примере эволюции многих друзей за последние четверть века мы имели возможность в этом убедиться). Кажется, что в этой оценке прослеживается традиционный «русский» взгляд на вещи. На самом деле, это «лютеровская», «типично крестьянская неприязнь к капиталу» (Макс Вебер). (Однако: какое же я имею отношения к крестьянам? Ну, случалось, я копал грядки.)
Необходимость постоянно думать о прибыли – это не свобода, а проклятие. И совок попытался освободить от него человека – посадив всех на фиксированную зарплату. Зараз были уничтожены сословные рамки, достигнуто определенное равенство, выстроены массовая школа, медицина, электрификация и прочая цивилизация… Вроде – ничего, но человек сделался целиком зависимым от государства, он потерял самостоятельность – и это был громадный минус советской модели.
Как же избежать и калечащего душу рынка и власти государства? Русский барин это умел, но не предложишь же барство, из которого вырос весь «золотой век» русской литературы, в качестве прогрессивного рецепта! Хотя в этом неуловимом среднем пути, может быть, и заключается национальная русская идея, так же до сих пор неуловимая.
