Состояние счастья – это состояние экстаза, когда ты, как Эдип перед смертью, видишь, что все хорошо. Что эта жизнь – есть рай (как и говорил один литературный персонаж), может быть, – тот рай, который был уготовлен существам из нашей прежней жизни. Не исключено, что наш следующий рай будет лучше этого, но и тогда мы сможем ощущать сие лишь в редкие минуты. Когда ты радуешься каждому проявлению бытия и видишь за ним глубокую, доселе неясную тебе суть. Ведь оно (бытие) именно такое и есть, но что-то, какой-то геморрой в мозгах, постоянно мешает нам видеть его настоящим.
Если бы люди всегда были в этом блаженном состоянии – стали бы они менять жизнь, проводить социальные эксперименты или даже чистить картошку? Вот природа и придумала этот редукционный клапан, о котором писал Хаксли, и с этих пор мы видим мир мрачным и опасным местом, требующим от нас боевой готовности и беспрерывного труда. "В болезни будешь рожать детей… со скорбию будешь питаться от нее (земли) во все дни жизни твоей… В поте лица будешь есть хлеб свой", – вот, что было провозглашено Богом человеку. В Библии это подано как непройденный урок послушания. "…Человек рождается на страдание, как искры, чтобы устремляться вверх".
И, однако, жизнь свидетельствует об обратном: двери иногда открываются, клапан хитро обходится. Экстаз счастья подкарауливает нас как приступ мгновенного помешательства – когда нам вдруг все становится ясно. Что жизнь – это вовсе не борьба за существование случайно зародившихся биологических тел.
Нам не дано счастье ангелов или просветленных будд, все время, надо думать, пребывающих в этом завидном состоянии. Нам ничего не дается даром. Мы бьемся в этой жизни наравне с мухами. При этом мерим свои цели – космосом.
Но даже и эти минуты блаженства не даются на халяву. Они тоже есть заслуга, для них тоже есть свои условия и усилия. Хотя врожденные визионеры, вроде Рамакришны, сподобились испытывать его в самом юном возрасте, когда внеличная мудрость сходила на них, как удар грома, порождая видение сути мира, со всем его счастьем и печалью.
Условие этого визионерства – ранимость и странность души. Как хрустальный бокал, она реагирует на мельчайшее колебание и пытается резонировать. И в момент переизбытка приходящей информации – она впадает в экстаз, словно эпилептик в своей падучей.
На экстатической убежденности одиночек в правду донесенных до них откровений – строит культура свои незыблемые каноны.
Визионер видит цвет неба над Раем. То есть, он видит, что никуда нас из Рая не высылали, но лишь поместили в глаз осколок волшебного зеркала, и мы представляем теперь все в искаженном свете.
Часто с гневом ругаемая "западная цивилизация" – через рок-н-ролл и LSD породила миллионы практикующих визионеров. Технологичная и рациональная – она с другого конца пришла к созерцательной мудрости Востока, замкнув границы поиска. Химическое озарение пришло на помощь буксующей культуре и схоластической науке, вывешивая в небо Рая своих летающих змеев.
