Вошел по грудь. Оно мне было впору.
Как любит мавр младую Дездемону –
Я погрузился в медленный закат.
Его тяжелый ультрафиолет
Сводил с ума. Не мог я оторваться.
Я шел сюда, не зная, сотню лет,
Орестом арестованным остаться.
Он – наш! Запомни просто: твой и мой!
Он – наш и всех, кто знает силу солнца!
Кто горлом всем прижался к голубой
Распахнутой трубе иерихонской!
Плюющейся словами, пеной дней,
Тоской по бесконечному значенью
Тебя, двуногий, кинутый взашей
В земле холодной, строгой и вечерней.
Блаженны нищие. Безумья и труда
Не занимать нам. Было б больше блата,
Мы никогда б не двинулись сюда,
Где легионы, портики, дукаты.
Не отдадим! Не дергайся! Вовек
Ты пригвожден, как дерзкий варвар, к Понту –
Чтоб течь во греки через смех и грех,
И пить, и славословить горизонту!
