Мы были полуподпольщиками-полуюродивыми, хиппизм протекал в нас надрывно и жертвенно, каждый день грозя обернуться винтиловым или мордобоем. Цветочные люди росли экзотическими растениями на безжалостной сцене промозглых голых городов.
Возможно, это и объясняет пристрастие к самым тяжелым наркотикам и перманентному бухлу: забыть, забить в себе то, что окружает снаружи – было очень трудно. Плохо было с информацией, музыкой, зато и ценилось это на вес золота, словно святыни для первых христиан. Хиппизм и правда был едва ли не формой религиозной веры, пропаганды и мученичества, став для многих неплохой подготовкой для выбора в конце концов официальной религии. Всякое положительное движение требовало боли и труда, выход любого креатива из надорванной души, загнанной в жесткие рамки – был минимальным.
Заточенные под праздник, мы устраивали его в тюрьме, вопреки воле администрации и при полном непонимании остальных зеков. Порой нам было хорошо. В любом случае, это было единственной понятной для нас формой существования в ней.
Бывает, что и теперешних молодых хиппей напрягают на улице, но в основном отношение совершенно другое. Один неволосатый показывает рогатку, другой объясняет приятелю, что хиппи – они за мир. Уже никого не волнуют до судорог мои волосы и внешний вид. Можно сказать, что они перестали работать. Это победа, но это и конец борьбы. Ушел кайф борьбы и нелегальщины.
Да, если считать борьбу – целью своей жизни. А можно просто жить ею, врубаясь в собственные приколы, естественно и ненапряжно, как живут они, лишь изредка одаривая любопытных мыслями о религии и свободе. Поэтому и драги теперь – это в основном трава и психоделики.
Не исключено, что и Севаст скоро станет смахивать на Фриско раннего периода своей славы.