ТЕОЛОГИЧЕСКОЕ
Это очень специальная тема, только для интересующихся. Два дня я писал эту работку, частично компилируя ее из других своих телег на форуме. Работка длинная, может быть, несколько сложная (хотя ни хрена в ней сложного нет, сплошные банальности), у кого есть терпение читать – зацените.
Мне больше не хочется рассуждать: может быть христианин (православный) – хиппи или не может. Я знаю людей, которые так себя позиционируют – и этого достаточно. Собственно, я и сам позиционирую себя как христианин, как, например, считал себя христианином Вивекананда, хотя, возможно, это самозванство (мое, а не Вивекананды).
Вивекананда считал, что христианство не противоречит индуизму, а индуизм – христианству. Это только христианские теологи считали иначе, видя в индуизме язычество. На самом деле индуизм упанишад, Веданты – это чистый монизм: "Тот, от кого произошел весь мир и все предметы – есть Брахма".
Точно так же и греческие философы дошли до концепции Единого Бога (Платон, Аристотель, Плотин), при этом формально признавая существование Олимпийцев.
Считается, что концепция Единого Бога была "изобретена" фараоном Эхнатоном в XV в. до н.э. Сперва фараон меняет в пантеоне главных богов, а потом запрещает все культы, кроме культа Атона. В любом случае, это было раньше, чем древние евреи создали свою монотеистическую концепцию. Напротив, Яхве – это племенной бог еврейского народа (так и назывался "Бог Израилев") – в ряду других (чужих) богов. Это потом он сделался единственным, но все еще любящим этот народ особой родственной (и ревнивой) любовью.
Это к вопросу о религиозной терпимости. А теперь о главном.
Что мне не нравится в христианской религиозной концепции: они, христиане, все знают за Бога: что Бог любит, что не любит, кого будет спасать, а кого наказывать. Им известно устройство Неба, они знают имена его обитателей и даже их адреса (номера квартир и телефонов).
Их теологическая концепция авторитарна и патриархальна. Идея заимствована из древних культов, понимавших Бога по ассоциации с земным отцом, вожаком рода и хозяином всех женщин. Трансценденции как таковой у них нет совсем: есть жесткая иерархическая оппозиция: Бог – тварь, по образцу восточных деспотий, и все. Бог на небе – человек на земле, царь на троне, поданные на коленях. Трон даже и буквально в эту "теологию" перекочевал.
Без объяснения: зачем все это нужно Богу? Наличие зла наивно объясняется кознями Сатаны, – то есть христианство позаимствовало из прежних культов (в основном зороастризма) самый грубый дуализм. В восточной же философии дуализм снят тем, что противоположные начала не враждуют, но творят мир и все его многообразие.
В иудео-христианской традиции вся концепция Бога сведена до морального учения (к тому же испорченного идеей национального избранничества). У этой, изложенной в Библии, концепции, нет иной функции, кроме морализаторской. Бог низведен до роли судьи, отца, утверждающего некие законы поведения. Есть в Библии очень робкие попытки разобраться с космогоническими и философскими вопросами (а с онтологическими и попытки нет): как произошел мир и откуда взялось зло?
С точки зрения Псалмопевца мир был создан Богом сразу и неизменным, с небольшими корректировками в виде Потопа и огненных дождей – каждый раз в качестве морального аргумента. Удовлетворяет ли это всех пророков в их отчаянии? Полагаю – нимало! Библия – это тоже концепция, попытка что-то рационализировать. Например, древние туманные предания о том, как, кем и почему был создан мир. У индейцев был свой вариант ответа, у греков – свой, у евреев – свой. Захотел Бог создать мир – и создал. Почему захотел, почему не раньше (или позже)? – концепция не отвечает. Ибо получится, что на Бога тоже действует некая необходимость, Ананке, так пугающая Шестова.
Индийская мысль идет дальше: она силится понять, как вообще произошла то, из чего потом получилось все. "Я – смерть из-за смерти смерти стану духом, – так подумав, карья (следствие) создало дух, способный к глубокому размышлению", – сказано в "Брихадараньяке-упанишаде". (Есть тут какая-то параллель к "смертию смерть попрал".)
Те плоды, которые Бог назвал смертельными для Адама и Евы, и были, как известно, плодами познания добра и зла. По существу, именно съев их (что догматики громко называют "первородным грехом"), Адам и Ева стали людьми, то есть стали отличать черное от белого, выделили себя из животного царства, и поэтому увидели свою наготу. Они потеряли блаженство детей и животных, и в этом смысле действительно вкусили смерть. Потому что ни дети, ни животные о смерти не знают и не боятся ее.
Отсюда видно, что люди появились случайно: Господин Бог не хотел этого. И лишь хитрый змей, которого христиане ассоциируют с Сатаной, сделал из людей людей.
Райский миф Библии легко проинтерпретировать с точки зрения главных космогонических сюжетов, проходящих через мифы всех народов: Райское дерево (познания добра и зла) – это Мировое древо (скандинавский Иггдрасиль), а змей – это Мировой змей (скандинавский Ермунганд), обвивший его ствол. Но если исходить из того, что по-финикийски "Ева" значит змея, а Адам, как известно, – земля, то получится, что в Раю не было никаких людей, никаких Адамов и Ев, а была земля, растущее из нее Мировое древо, оно же фаллос (крест) и центр мира (омфал) – и Мировой змей, его обвивающий. Те, кто не понял этой символики, исказили миф до примитивной морали, наполнив его к тому же идеей подчинения и мукой первородного греха.
Зато уж морализаторская, "законнеческая" часть Библии прописана с совершенно ужасной силой, и никакая другая религиозно-правовая концепция с ней не сравнится. Бог здесь впервые заговорил с человеком, хотя заговорил, конечно, авторитарно: "указывал ли ты заре место ее…", спрашивает Господь у Иова. Нет? – ну, так и заткнись и не пытайся разобрать в Моей игре.
Конечно, боги всегда во всех религиях являлись людям. Они сами были "культурными героями", дававшими людям знания и законы. Греческая пифия, одержимая богом – говорила его голосом из своего тела. Греческие боги могли предупредить, предостеречь, напугать, спасти. Но им и в голову не приходило всучить людям Десять заповедей. Про моральные заповеди у греков говорят философы, вроде Сократа, выводившего их диалектически.
Стоит предположить, что древними евреями сперва были придуманы заповеди, а потом им была придана божественная санкция. Ведь никакой царь не правил сам по себе по праву силы, а лишь как помазанник, с божьего, так сказать, соизволения. Таким образом обеспечивалась его легитимность. Легитимность и обязательность Десяти заповедей обеспечивалась их божественным происхождением. Так же обеспечивался статус русской "Голубиной книги": с неба упала.
Сократ вывел свое моральное учение сам, без подпорок легитимации и традиции. Но что хорошо для философов, плохо для народа. Простому народу нужно: а) утешение, б) верховная санкция: я готов и умереть, но пусть мне докажут, что этого хочет Бог! Собственно, в этом вся история Иова.
У Сократа такой санкции и утешения нет (пусть он и "гарантирует" добродетельным людям отличное посмертное существование ("Федон")). Поэтому победила не философия, а "религия", то есть комплекс санкционированных "сверху" норм поведения и легитимных "документов" на право народа владеть данной землей и угнетать другие народы.
Бог-ревнитель, в ярости наказующий нечестивых детей своих – самая скверная часть Библии, отравившая мозги и сердце стольких поколений, наставившая стены между людьми. Ибо ненависть к иноверным, безверным или грешникам санкционировалась самим Господом. На них лежала ответственность, что Бог гневается на город или народ и вместо милосердия своего – обрушивает несчастья и голод. Теодицея постоянно нуждалась в человеческой крови, чтобы оправдать существующее зло в мире, управляемом благим Богом.
Бог Ветхого Завета, Бог Апокалипсиса входит в странное противоречие апостолом, сказавшим, что Бог есть любовь. (По иронии этот же апостол сделан автором Откровения.)
Бог Ветхого Завета больше похож на Сатану, чем Мефистофель у Гете или черт Ивана Карамазова. Собственно, гностики так Его и понимали.
Очевидно, что концепция Бога развивалась вместе с человеком, его представлениями о добре и зле. От Бога-ревнителя, до Бога, который есть любовь и свобода – дистанция огромного размера. В мусульманстве Он, кстати, так и остался только мстителем, ревнителем и хитрецом. Слишком архаичный и идейно ограниченный был субстрат, на котором эта концепция выросла. Так растение на бедной почве вырастает низкое и больное.
Мы поместили в Него лучшее, что есть в нас. В Боге нет ничего, чего не было бы в человеке. Именно поэтому Бог Ветхого завета – такой безжалостный, а иногда просто подлый (например, когда надоумил евреев обокрасть египтян перед Исходом).
Вообще, "настоящий" христианин должен с осторожностью относиться к Ветхому Завету, ибо, несмотря на то, что в нем есть блестящие откровения и замечательные афоризмы, частично перекочевавшие в Евангелие, – слишком много там идейного мусора и концептуальной дряни.
Мне возразят: как так мы могли что-то куда-то поместить, ведь для большинства человечества концепция добра проста и рациональна: хорошо – это когда я украду жены, плохо – когда у меня украдут жену ("мораль" готтентотов). Релятивистским представлением о добре были проникнуты все идейные войны XIX и XX вв.: добро это то, что хорошо для моего народа (класса), зло – что для него плохо.
Ну, слава Богу, (увы) пророки и художники никогда не относились к большинству. Они не привязывали себя к нации, классу, корпорации, интересы которой им следует защищать, находя в Библии и Марксе все, что угодно, что можно трактовать десятью способами – в зависимости от поставленной цели. Их одиночество и отчаяние было слишком искренним для таких игр. Это отчаяние Иова, познавшего Бога как Неизбежность, Рок и трагедию, познавшего Бога как Ананке. Бога, к Которому нельзя взывать, Которого бесполезно просить, ибо ты только пешка в Его игре, непостижимой для нас – выполняешь ты закон или нет, праведен ли ты или грешен. Понятно, что к "Иову" присобачен "оптимистический" финал – в силу ума переписчиков и догматиков.
Теперь христианство такое же старое вино, а уж мехи, в которые оно влито, – и вовсе истрепались до безобразия.
Появившись на стыке культур и венчая несколько религиозных традиций – оно оказалось их заложником. Например, концепции геенны, где плач и скрежет зубовный, и где червь не умирает и огонь не угасает. Как, опять же, это сочетается с тем, что Бог есть любовь? Или это снова любовь лишь для своих, тех, кто верит правильно или принадлежит к избранному племени? Посмертное существование и, тем самым, наказание появилось в иудаизме лишь у поздних пророков (пусть отцы меня поправят). А саддукеи так и потом его отрицали. И оно отлично соединилось с тем, что думали по этому поводу доплатоновские греки. И все средневековье было целиком отравлено этой идеей. Кажется, из всего христианства оно уяснило лишь идею посмертных мук, притом, практически неизбежных. А те, кто хотел видеть Христа другим, альбигойцы, скажем, или катары, – немедленно уничтожались с благословения официальной религии.
Мы имеем страшно искаженное христианство. К тому же это учение ничего не знало о Веданте и эзотерических, апофатических теориях познания Бога. Неоплатонизм в христианстве стал уделом избранных, как теперь ЛСД.
Само понятие добра и зла происходит целиком из религии и является рациональным переосмыслением первобытных табу и обрядовых жреческих канонов. Впрочем, древние этические нормы полны следов скрытой реакции на политическое и гражданское состояние составителей этих норм. У евреев в силу нерешенности территориального вопроса доминировала идея национальная, опирающаяся на сильного племенного бога – покровителя израильского народа. Отсюда – сила древних религиозных табу и предписаний, от этого божества исходящих.
У христиан – парий в греко-римском мире, парий среди иудеев, то есть людей без государства и отечества – само собой преобладали внегосударственные и абстрактные формы морали.
И лишь эллинистический мир создал мораль чисто государственную, удобную для социального бытия. Соблюдая наружный пиетет к богам, греческие философы видели наивысшее благо в соблюдении предписаний прежде всего гражданских. И здесь для них противоречий не существовало, так как все выгодное полису было одновременно выгодно богам, полис же никогда не противоречил воле богов, традиционно защищавших интересы полиса.
Понятно, что христианство, а особенно православие, напирает на смирение: как еще можно заставить человека верить во все нелепости, которыми оно его пичкает под видом христианского учения: что Бог живет именно в этом храме и особенно любит православных, которые кушают вино и хлеб, крестятся, постятся, целуют иконы и от этого становятся необычайно к Нему близки. Смири свой ум, поверь в нелепое. Во времена Тертуллиана это звучало революционно. Бывает, что в "нелепом" скрыты какие-то глубокие интуиции об очень сложных и непостижимых для рационального сознания вещах. Но не все нелепое есть истина. И не во всем священнику надо доверять больше, чем самому себе. А как же тогда self-reliance, "Доверие к себе", проповеданного отцами?! (Имею в виду Эмерсона и Торо – которых так уважали хиппи первого розлива.)
Из всего вышеперечисленного видно, что идея Бога или Единого, или Мирового Духа – была чудовищна искажена – в угоду морализаторству или законничеству, или просто голому господству. Творец вселенной делал распоряжения об овцах…
Шанкара, комментируя Веданту, говорит: когда майя проецируется на Брахму, тогда последний превращается в Ишвару (бога).
Нельзя сказать, что об этом не знали наиболее продвинутые христианские теологи, наследники платонизма. Об этом безличном и неописуемом Духе, который обнимает весь видимый и невидимый мир, наполняет любую вещь, в котором соединятся все души (и даже, страшно сказать, Сатана!) так или иначе писали Ориген, Псевдо-Дионисий Ареопагит, Эриугена, Мейстер Экхарт, Григорий Нисский, Николай Кузанский и Григорий Палама.
Бог есть все, Бог есть во всем. Если мы имеем частицу Бога – мы имеем Его целиком. Да и как может существовать что-то, в чем нет Бога? Весь мир и есть Бог. И это отнюдь не пантеизм, а обычное эзотерическое понимание Его сути.
Познать себя Богом – это проникнуться уважением к себе, осознать себя орудием Бога, осознать свою ответственность, смысл своей жизни. Хочется стать лучше, как когда-то в институте, когда тебя вдруг стали назвать на "вы".
И все же настоящее познание того, кого мы условно назовем Богом, может быть только личным. Толстой говорит, что Бог познается жизнью. Что ж, а школа южного чань-буддизма признавала мгновенное просветление. Причиной его могло быть что угодно, даже дробление риса.
Но скорее всего это произойдет в момент тяжелого душевного кризиса, когда жизнь стоит на грани, как называли это экзистенциалисты: в пограничной ситуации. Такие ситуации никто не хочет вызывать, нет добровольцев в это путешествие. Но именно о таком путешествии говорил Кьеркегор, оправдывая абсурдность христианской веры. Естественно, в этом он был последователем Тертуллиана.
Вместе с тем с древних времен существовали специальные практики соединения с Мировым духом или богами – для постижения Бога экстатически. У индусов существовала сома, у персов – хаома, у индейцев – специальные грибы или лианы, у греков загадочный кукеон, применявшийся при элевсинских мистериях.
Мистики всех времен востока и запада пытались создать настоящую небесную иерархию, суть которой – что никакой иерархии нет, Брахма является Атманом, большое отражается в малом и, одновременно, малое есть это большое.
Это трудно понять, если один раз не пережить. Потом все становится ясно. Этот "образ мыслей" обосновывался и подтверждался всей психоделической революцией, практикой индивидуальных трипов под разнообразными расширяющими сознание веществами (ЛСД, мескалин, пейотль, ДМТ, гашиш и т.д).
И последнее: не надо делать из хиппей монастырь "хороших христиан". Суть хиппизма (по моему) – в принятии всего, всех путей познания истины, в свободе от конфессиональной узости, от нормативной, охранительной и лицемерной морали, от предрассудков прошлого – в стремлении к личностной свободе и самореализации, как существа красивого и счастливого. Догмы нормативной морали были созданы отчасти из магических архаических запретов, к морали не имеющих отношения, или из страха перед человеком, его свободой, его внезапными "животными" проявлениями. Хиппизм объявляет конец этим древним страхам и запретам, то есть тому самому древнему Закону, ибо "если законом оправдание, то Христос напрасно умер" – если мы начнем цитировать Писание.